«Я родилась в Сент-Луисе, [штат Миссури]. Моя мать принадлежала Уильяму Кливленду и Полли Кливленд, и они были самыми подлыми белыми в мире — постоянно били своих рабов. Мне мама рассказывала, и от других я слышала. А главное, эта старая Полли, она была натуральным дьяволом, запорола мою сестру, которой было девять месяцев, совсем младенец, до смерти. Она сняла пеленку и стала бить мою сестричку, пока не пошла кровь — просто за то, что она плакала, как любой ребенок, и сестричка умерла. Я никогда этого не забуду, но я с этой Полли поквиталась. Дело было так.

Мне было десять лет, и я тогда принадлежала мисс Оливии, дочери этой самой Полли. Однажды эта ведьма приехала в дом, где мисс Оливия жила после замужества, и попыталась меня отстегать во дворе. Я подняла камень размером с половину вашего кулака и врезала ей прямо в глаз, так что глаз этот выбила, и говорю: «Это тебе за мою убитую сестренку». Как она орала — за пять миль, наверное, было слышно, но когда я сказала мисс Оливии, та ответила: «Что ж, мама наконец получила урок». Но эта стерва оставалась такой же подлой, как и ее муж, старый Кливленд, до самой смерти, и я очень надеюсь, что они горят сейчас в аду.

Как-то раз старый Кливленд решил отвезти рабов, которые были «в залоге», на продажу в Техас. Он не имел права этого делать, потому что если негр «в залоге», это значит, что его хозяин занял под него денег, и негр должен оставаться на месте, пока долг не выплачен. Старый Кливленд, конечно, просто говорил тому, кому он должен был денег, что негр сбежал или куда-то подевался — такой уж он был мерзавец.

Мама рассказывала, что я была в одной партии, а она в другой. Мама до этого сошлась с моим отцом, Сэмом Адамсом, но Кливленду на это было наплевать. Этот негодяй никогда не продавал мужчину, женщину и их детей одному покупателю. Он продавал мужчину одному, женщину другому, а детей, если они были, третьему. О, сам Сатана в преисподней не был таким злодеем, как они со старой Полли. Он, бывало, приковывал негров, чтобы выпороть, и сыпал на них соль и перец, чтобы, как он говорил, «приправить». А когда он продавал раба, он смазывал ему губы жиром, чтобы казалось, что раба хорошо кормили, он сильный и здоровый.

Ну вот, мама рассказывала, что они успели добраться только до Шривпорта, где Кливленда поймали полицейские, и всех отправили обратно в Сент-Луис. Потом родилась моя сестренка, та, которую убила старая Полли, а мне тогда было года четыре.

Я понравилась мисс Оливии, и хотя ее отец с матерью были такие подлые, она была со всеми добра, и все ее любили. Она вышла замуж за Уилла Эдамса, хорошего человека, у него было пять ферм и 500 рабов, и он купил меня для нее у старого Кливленда за две с половиной тысячи долларов и отдал им еще одного негра, Джорджа Генри. Господи, как я была рада уехать с мисс Оливией, подальше от старого Кливленда и Полли, которые убили мою сестренку.

Мы жили в Сент-Луисе, на Чинкапинском Холме, я работала по дому, а когда стали появляться дети, стала нянчиться с ними, и еще пряла на ткацком станке. Мне нужно было прясть шесть клубков в неделю, и у меня оставалось много времени для себя — тогда я научилась хорошо танцевать. Боже, как я любила танцевать! Бывало, сижу, ем, и тут слышу звуки скрипки — так все брошу и в пляс!

Мистер Уилл и мисс Оливия очень хорошо со мной обращались, я даже никогда не называла мистера Уилла «мастер» или «хозяин». Когда были гости, я называла его мистер Уилл, а так обычно я называла их папой и мамой, потому что они меня вырастили. Я слышала, что старый Кливленд опять увез мою маму в Техас, но ничего не могла поделать — мисс Оливия не особенно общалась с родителями. Изредка приезжала старая Полли, но мисс Оливия строго-настрого ей запретила трогать меня или других. Старая Полли пыталась выкупить меня у мисс Оливии обратно — и они бы меня точно убили, если бы выкупили. Но мисс Оливия сказала: «Я раньше перейду реку крови глубиной до самой преисподней, чем позволю тебе забрать Мэри». Вот ровно так и сказала.

Однажды мистер Уилл говорит мне: «Мэри, хочешь поехать на реку посмотреть гонки пароходов»? Боже, я никогда этого не забуду. Мы жили не так далеко от Миссисипи, и скоро я их увидела — «Нэтчез» и «Эклипс», дым столбом и пламя из труб. Капитан «Эклипса» стал бросать в топку бекон, и весь этот жир загорелся огромным пламенем, и он разделал «Нэтчез» под орех.

Я оставалась с мисс Оливией до 1863 года, когда мистер Уилл отпустил нас на волю. Мне тогда было лет 17 или чуть больше. Я решила поехать поискать маму. Мистер Уилл выправил мне две бумаги, одна с ярд длиной, другая поменьше, но на обеих были большие золотые печати — он сказал, что это печати штата Миссури. Мистер Уилл дал мне денег и купил билет до Техаса. Он сказал, что там все еще рабство, чтобы я спрятала бумаги и делала все, что мне скажут белые, даже если они захотят меня продать. Но он сказал так: «Прежде чем слезать с колоды [на торгах], достань бумаги и держи их так, чтобы все могли видеть, но не выпускай из рук; когда они их увидят, тебя должны оставить в покое».

Мисс Оливия все время плакала и просила меня быть осторожнее — в Техасе было очень неспокойно. Она дала мне большую корзину с едой, я с трудом могла ее поднять, и еще одну с одеждой. Они посадили меня на большой пароход, рядом с огромным колесом, и я добралась до Нового Орлеана, там капитан посадил меня на другой пароход до Галвестона, там я опять пересела и добралась по Баффало-Байю до Хьюстона.

В Хьюстоне я пробыла недолго. Это тогда был маленький забытый богом городок, и я села на дилижанс до Остина. Добирались мы туда два дня, и я думала, у меня спина сломается, так нас трясло всю дорогу.

Ну и тут я, конечно, попала в передрягу. Какой-то человек спросил меня, куда я направляюсь, сказал идти с ним и привел меня к еще какому-то человеку по имени Чарли Кросби. Ну и они повели меня продавать. Я залезла на колоду, потому что помнила, что сказал мне мистер Уилл, и все стали делать ставки. И когда аукцион закончился и этот мистер Кросби подошел, чтобы забрать меня, я вытащила бумаги и подняла их вверх. Он увидел и говорит: «Дай-ка я посмотрю». Я говорю: «Посмотрите из моих рук». Он прищурился и говорит: «Эта девушка свободна». Он сказал, что он депутат, взял меня с собой и разрешил пожить с его рабами. Он был хороший человек.

Он рассказал мне, что в округе Уортон есть лагерь для рабов-беженцев, но у меня совсем не осталось денег, но мистер Кросби заплатил мне за работу, и, когда закончилась война, я стала опять искать маму. И я ее нашла в округе Уортон, рядом с самим Уортоном! Боже, сколько было слез, и песен, и снова слез! Я жила с мамой до 1871 года, когда вышла замуж за Джона Армстронга, и тогда мы все переехали в Хьюстон».